Жан Кокто

Кокто Жан (1889—1963) — французский писатель, художник, театральный деятель, кинорежиссер и сценарист.

Модильяни

(...)Модильяни был красив. Красив, задумчив и романтичен. Он работал в мастерской у Кислинга¹ на улице Жозеф-Бара, неподалеку от дома, где Сальмон², попыхивая своей трубкой Гамбье, расхаживал среди книг, которые закрывали все стены.

Стоит мне только закрыть глаза, и что же я вижу? Нашу Плас д'Арм. И посреди площади Модильяни топчется на месте в каком-то медвежьем танце. Кислинг монотонно внушает ему: «Хватит. Пойдем домой». Модильяни отказывается. Мотает головой в черных завитках: «Нет, нет». Мы пускаемся в уговоры. Киелинг пытается применить силу. Он хватает его за красный пояс и тянет к себе. И тогда Модильяни меняет позу. Поднимает руки на испанский лад и, прищелкивая пальцами, начинает кружиться. Красный пояс раскручивается, он кажется бесконечным. Кислинг уходит. Модильяни смеется каким-то жутким смехом и снова топчется, как ни в чем не бывало.

Открываю глаза.

Наша старая площадь заполнена снующей толпой — машины, автобусы, — все спешат посетить наши руины и наши тени.

Что я на минуту увидел, закрыв глаза, того более не существует. Только Бальзак Родена стоит упрямо и неподвижно в той самой позе и на том самом месте, где, как бронзовая статуя, когда-то стоял Модильяни и не поддавался нашим попыткам его увести.

Но я не стану углубляться в воспоминания. Стоит ли говорить, что мне все равно не удалось бы написать биографию Модильяни как положено, с датами и родословной. Мы никогда не задумывались, откуда он родом. Он был плоть от плоти Монпарнаса. Он там царил. Он витал над этим перекрестком всех путей духа. Был его хмельной душой.

В то время, когда он писал маслом мой портрет, мы особенно сдружились. Я приходил позировать в мастерскую Кислинга к трем часам. Служил моделью для них обоих. На картине Кислинга, на заднем плане, можно увидеть рисующего за столом Пикассо в черной клетчатой рубашке.

А портрет, который написал тогда Модильяни³ (за каждый он брал от пяти до пятнадцати франков), обошел весь мир. Он прославился. Мы не заботились о том, какое значение будет иметь все, что мы делаем. Никто из нас не заглядывал в будущее, не Думал о потомках. Мы хотели жить, и жить вместе.

Мы беспечно относились к будущей легенде, и в результате она сложилась сама собой, не имея иного документального подтверждения, кроме нескольких фотографий, сделанных мною в «Ротонде», и картин художника. Этого оказалось довольно.

Рисунок Модильяни отмечен высшим изяществом. Среди нас он — аристократ. Его линия, часто едва различимая, почти призрачная, никогда не ломается. Она обходит препятствия с гибкостью сиамской кошки.

Модильяни не вытягивал лиц, не подчеркивал их асимметрию, не выкалывал один глаз, не удлинял шеи. Так он видел, чувствовал, рисовал. Так он беспрестанно рисовал нас за столиками «Ротонды» (ибо существует великое множество наших неизвестных портретов), так он нас ощущал, судил, любил или порицал. Его рисунок — это немой разговор. Диалог его линии с линиями модели. Модильяни, крепко стоящий на ногах, — это дерево, которое не вырвешь из земли, если уж оно укоренилось, дерево, щедро усыпавшее Монпарнас своими листьями.

Его портреты выходили похожими друг на друга так же, как похожи все девушки у Ренуара. Он подводил нас всех под общий стиль, под архетип, который жил в нем самом, искал модели, соответствующие идее женского и мужского лица, которую носил в себе.

Так же обманчиво сходство, которое заставляет невнимательный взгляд путать китайца с китайцем, японца с японцем и негра с негром. Или сходство фигур на стенах египетских храмов. В Луксоре, где я был вместе с молодым египтологом Варийем, мне удалось опознать на одной из фресок семью фараона Сети Первого.

У Модильяни сходство выступает настолько живо (почти карикатурно, точно на рисунках Сема⁴), что оно, как у Тулуз-Лотрека, становится «сходством в себе», поражая и тех, кто никогда не видел модели.

Сходство в таких случаях — только предлог для художника, который воссоздает свой собственный облик. Не физический, но таинственный облик своего гения.

На портретах Модильяни, даже на его автопортретах, запечатлена не внешность, а линия его души — благородно изящная, острая, гибкая и опасная, подобная рогу Единорога.

Модильяни, сидящий на террасе кафе «Ротонда», не имел ничего общего с ремесленниками, что с папкой под мышкой охотились за клиентами, делая мгновенные портреты. Он напоминал мне скорее тех презрительных и гордых цыганок, которые подсаживаются к вам и по линиям рук читают вашу судьбу.

Те, кого изобразил Модильяни, знали о себе все. Линии рук и то не могли бы сказать больше о модели и художнике, соединенных в многозначительном, как «Каллиграммы» Аполлинера, рисунке.

Как я говорил, Модильяни не делал портретов на заказ. Его хмельное буйство и брань, его рык и безумный смех — все это он нарочно преувеличивал, защищаясь от поклонников, которых оскорблял уже один его надменный вид.

Под конец своей такой короткой жизни он стал торопиться, заперся у Зборовского⁵, и картины потекли рекой: женские портреты, обнаженные фигуры — этот поток растекается ныне по странам и континентам, впадая в музеи.

Пусть другие расскажут о его причудах, о его личной драме. Меня интересует сейчас только художник и его творение, выражающее благородную странность этой натуры.

В каком, даже самом уравновешенном художнике, достойном этого имени, не живет, скрытый в темных глубинах души, шизофреник, который водит его рукой? Модильяни вместо того, чтобы продавать свои рисунки, просто дарил их. И наверное, по этой причине в 1958 году мудрец обрел соблазнительную славу безумца⁶.

Из книги «Критическая поэзия» 1959.
Жан Кокто. Портреты-воспоминания.
Эссе. М., 1985

Примечания

1. Кислинг Моиз (1891—1953) — французский художник польского происхождения, друг Модильяни, Аполлинера.

2. Сальмон Андре (1881—1969) — французский поэт, друг Аполлинера. В его стихах фантастика нередко становится как бы частью реальности, а реальность предстает в фантастическом свете.

3. Портрет Ж. Кокто работы Модильяни датирован 1916 годом.

4. Сем (Гурса Жорж) (1863—1934) — французский карикатурист, делавший острые зарисовки из жизни литературного, театрального, светского Парижа.

5. Зборовский Леопольд (1890—1932) — польский поэт, одним из первых оценил гений Модильяни, оказывая ему моральную и материальную поддержку.

6. В 1958 году вышел фильм Ж. Беккера о Модильяни — «Монпарнас, 19».