Модильяни глазами друзей: воспоминания
Модильяни не всегда был весел в кругу друзей. Часто его настигали тоска и неудовлетворение. Он не знал, что делать с собой, метался в поисках покоя, хмелея от вина, гашиша и… забываясь. Иногда он становился совершенно другим: агрессивным, нетерпеливым. Казалось, он не слышал никого, кроме себя. Его друг, скульптор Жак Липшиц, вспоминает: «Однажды поздно ночью, часов около трех, нас с женой разбудил бешеный стук в дверь. Открываю. Передо мной Модильяни, явно пьяный. Нетвердым голосом он начал мне объяснять, что видел у меня на полке томик стихов Франсуа Вийона, который ему очень нужен. Я зажег керосиновую лампу и стал искать книгу, надеясь, что, получив ее, он уйдет. Но не тут-то было. Он уселся в кресло и принялся громко декламировать Вийона. Я жил тогда на улице Монпарнас, дом 54. Дом этот был сплошь заселен рабочим людом. Вскоре соседи принялись стучать в стены, в пол и в потолок моей комнаты; стали кричать: «Прекратите шум!» Как сейчас вижу эту сцену: маленькая комнатка; среди глубокой ночной тьмы — таинственный, дрожащий огонек керосиновой лампы, пьяный Модильяни, сидящий в кресле, как привидение, и декламирующий Вийона, причем все громче и громче, по мере того как усиливается аккомпанемент шумового оркестра вокруг нашей кельи. Продолжалось это несколько часов, пока он сам не выбился из сил». Жан Кокто вспоминает еще одну выходку Модильяни: «Вот наша площадь, наш плацдарм. На мостовой Модильяни выделывает ногами, что-то вроде медвежьей пляски. Кислинг твердит ему в сотый раз: „Идем домой, ну, идем!” — Ни за что. Он упрямо мотает кудрявой головой. Пытаемся его уломать. Кислингу наконец приходится применить силу. Он хватает Модильяни за его красный пояс и тянет за собой. Тогда начинается другой танец. Модильяни поднимает руки на испанский манер, прищелкивает пальцами и кружится вокруг собственной оси. Красный пояс разматывается, разматывается — кажется, конца ему не будет. Кислинг уходит. Модильяни разражается дьявольским хохотом и продолжает плясать с еще большим упоением». В одной из статей Кокто описал Модильяни так: «Это был веселый, очень язвительный и очень обаятельный человек. И так как понятие успеха никогда ничего не значило ни для кого из нас, он жил по-королевски, окруженный неоспоримой славой, которую ему воздавала наша группа, совершенно чуждая проблеме рынка и широкой публики». Илья Эренбург о Модильяни Таким же неспокойным, вспыльчивым и неоднозначным запомнился Амедео Модильяни и другу Илье Эренбургу. Прошло много лет, прежде чем он смог разглядеть настоящую сущность Модильяни — и Эренбург почувствовал к нему еще большее сострадание и понимание. Переживания, связанные с Модильяни, он широко раскрывает в своей книге, в главе о воспоминаниях: «Пишут, пишут — „пил, буянил, умер”... Не в этом дело. Дело даже не в его судьбе, назидательной, как древняя притча. Его судьба была тесно связана с судьбами других, и если кто-нибудь захочет понять драму Модильяни, пусть он вспомнит не гашиш, а удушающие газы, пусть подумает о растерянной, оцепеневшей Европе, об извилистых путях века, о судьбе любой модели Модильяни, вокруг которой сжималось железное кольцо». Случай в доме Зборовских Анна, жена Леопольда Зборовского, относилась с добротой к Модильяни, всегда оставляла ему что-нибудь поесть, хотя тогда ее семья жила небогато. Она смиренно терпела и прощала все его выходки, но однажды ее терпение подошло к концу. Амедео приходил к Зборовским работать в мастерскую, которую выделил ему Леопольд. В отсутствии хозяев Модильяни не нашел свой холст и поэтому, недолго думая, решил написать портрет Хаима Сутина прямо на двери. Общий знакомый вспоминает следующий диалог: — Так. Дверь погибла,— кратко высказался по этому поводу Зборовский. — Когда-нибудь ты еще ее продашь на вес золота, — возразил Модильяни. — Да, но пока мы вынуждены всегда иметь это перед глазами, — логически заключила госпожа Зборовская. Беатрис Гастингс о Модильяни Беатрис была самой страстной любовью Модильяни. Она была очень эксцентричной дамой, интеллектуалкой. На то время она работала корреспондентом лондонского журнала The New Age. Количество портретов Беатрис, написанных Модильяни, может сравниться только с количеством полотен с изображением Жанны Эбютерн. Впервые Модильяни и Беатрис встретились в июле 1914 года в кафе «Ротонда». Вот как она описывает их встречу: «Я сидела напротив него. Он курил гашиш и пил бренди. Не впечатлил. Я вовсе его не знала. Небрит, неряшлив и пьян. Но вскоре я снова встретила его в «Ротонде». На этот раз он был галантен и обаятелен. Приподнял шляпу в знак приветствия, и, смутившись, попросил меня приехать к нему в мастерскую, посмотреть работы. Поехала».
|
